Караван преодолел всего половину пути, когда стало понятно, что править повозкой Лекс больше не в состоянии. Он, как обычно правил лошадьми, следуя за впереди идущими обозами, как вдруг изменил направление, заставив лошадей резко дёрнуться вправо, потому что он увидел, как впереди разверзлась земля.

Лекс слышал крики лошадей и людей, летящих в пропасть, он видел, как куски почвы срывались вниз, в чернеющую пустоту, у которой не было дна… Он чувствовал липкие щупальца страха на своей шее и всплеск беспокойства, обратившего спокойный ток крови в бурлящий водоворот. Он разевал рот в немом крике…

Но всё это происходило лишь в его воспалённом воображении. Ани, мгновенно почувствовав неладное, отобрала у него поводья, заставив его всего лишь прилечь на дно телеги. А Лекс в это время падал вниз, прямо в пасть своему кошмару, судорожно цепляясь за края повозки.

Половину времени Лекс пребывал в цепких лапах бреда, а когда бодрствовал, то сходил с ума от страха и паранойи. В каждом движении рабыни ему чудилось предательство и желание сбежать, бросив его подыхать на равнине под палящим солнцем Хендала. Он не сводил с неё глаз, всюду ковылял за ней, осторожно ступая безобразно раздутыми ногами. С каждым днём он выглядел всё хуже, многие при взгляде на него торопливо отводили глаза, чувствуя близкое дыхание смерти…

Они неторопливо продвигались на запад, всё чаще встречая обозы, спешившие на восток. Лица людей были омрачены ощущением надвигающейся беды, столь ужасающей, что они не произносили это вслух. На все вопросы эти несчастные лишь отвечали затравленным взглядом и прикрикивали на лошадей, вынуждая их двигаться быстрее. Они словно бежали без оглядки, но от чего?

В воздухе витал липкий запах страха, неведомого раньше жителям долины, живущим по своим кровавым законам.

Каравану не было дела до пары сотен людишек. Люди всегда перебегали из одного места в другое, надеясь найти там жизнь посытнее и перину помягче, так стоит ли переживать из-за этого?

Что бы ни случилось, людям всегда нужны будут масло и соль, мыло и кусок ткани, чтобы прикрывать срамные места. Так рассуждали торговцы, с любовью поглядывающие на обозы, забитые до отказа тюками дорогой ткани ручной работы, бочонками с ароматическими маслами, тонкостенной посудой и многими другими товарами.

Орхам. Дальше караван менял своё направление, а Лекс с рабыней в обществе кузнеца и его жены, осели на пару дней в городе, присматриваясь к обстановке и ища попутчиков до Атбара. Орхам мало чем отличался от остальных городов Хендала, если бы не хорошо ощутимая атмосфера тревоги и слухи, передающиеся шепотом о бесплотных тварях, что передвигались ночью, пожирая людей. Говорили, что нет силы, способной встать на пути у безымянного ужаса. Говорили, что часть жителей Атбара в панике покинула насиженные места и пустились наутёк, сея панику среди оставшихся…

Они нашли попутчиков: всего вместе с ними набралось десять человек, наняли охранников для того, чтобы доехать до Атбара. Троица стражей запросила невероятно высокую цену за свои услуги, но других желающих провожать путешественников в Атбар не нашлось.

Попутчики с сомнением смотрели на Лекса, едва передвигающего ноги, и морщили носы, учуяв смрад гниения и разложения. Лекс держался лишь на одном упорном желании во что бы то ни стало добраться до Атбара.

Боль была постоянным его спутником, бессменным слугой у его постели. Она вгрызалась в его тело, выворачивая его наизнанку, превращая в кровоточащий обнаженный нерв, чутко реагирующий на малейшее прикосновение. Боль ломала его, разрушала по маленькому кирпичику до самого основания. От неё невозможно было избавиться, наркотик лишь давал передышку на несколько минут.

Лекс словно глотал свежего воздуха, а затем вновь погружался с головой в пучину страдания, задыхаясь и моля лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Большую часть времени он пребывал в плотном коконе видений и галлюцинаций, беспрестанно крича от ужаса и боли.

В конце второго дня пути до Атбара кто-то не выдержал, устав от бесконечных криков Лекса. Среди небольшой группы нашлись те, кто решил избавиться от надоедливого попутчика, привлекающего слишком много внимания. Они сидели у костра, переговариваясь, раз за разом повторяя все доводы, толкающие их на это злодеяние, словно пытались убедить себя в необходимости такого поступка. Лекс был не в состоянии сделать хоть что-то. Он сидел, прислоненный спиной к телеге, невидящими глазами уставившись в одну точку.

Прямо над ним колыхались сухие, острые ветки гиблого леса. Было непривычно тихо, слышалось только негромкое трепыхание чего-то, словно крыльев на ветру. Лекс поднял голову, ориентируясь по звуку, и увидел… Высоко над головой медленно хлопала на ветру высохшая кожа, клочьями свисающая тут и там. Она была настолько сухая, что при малейшем касании о ствол или о ветвь, рассыпалась в труху, падая вниз. Его ноги утопали в этой сухой трухе, ступая по ней будто по ковру.

Труха оседала на одежде, на коже и на волосах, делая его похожим на серый труп. Он поднял руку, стряхнул с лица крошки тлена и пошёл дальше, ища что-то очень ценное. В голове крутилась мысль, образ искомого то и дело мелькал в сознании, но ухватить его не удавалось… Однако он знал, что едва увидит это, сразу же поймет, что именно он ищет.

Лекс шёл вперёд, раздвигая руками заросли колючих кустарников. Шипы впивались ему в кожу, раздирая до крови, шары колючек цеплялись намертво к волосам. Но он упорно передвигал ноги, боясь остановиться хоть на мгновение. Вокруг ног клубилась тьма, тянущаяся жадными щупальцами вверх по икрам, желая проникнуть под кожу. Он сжимал зубы до скрипа и упорно шёл, пытаясь выбраться из этого гиблого места.

Наконец, он почувствовал, что лес будто расступается, отпускает его из своих цепких лап. Впереди было открытое пространство, тонущее в белесом тумане. В глубине его будто было что-то. Лекс осторожно, наощупь, пошёл к этому нечто, чувствуя небывалое волнение. Туман немного рассеялся. И Лекс увидел фигуру, смутно знакомую со спины. Он подошёл ближе. Застыл в нескольких шагах, не веря своим глазам.

Завитки мелких кудряшек, рассыпанные по узеньким плечам. Кончики пальцев заныли от желания прикоснуться к ним, наслаждаясь, насколько они мягкие на ощупь. Он негромко окликнул её, не веря своему счастью:

– Дария…

Она не отреагировала, будто не слышала его и продолжала разглядывать что-то, лежащее перед ней. Он обошел её со спины и ещё раз позвал по имени. Она тотчас же вскочила на ноги, радостно протягивая к нему руки.

На лице светилась такая знакомая улыбка, трогательная и робкая, при виде которой сердце невольно щемило небывалой нежностью. Он заключил её в объятия, шепча какие-то безумные, ласковые слова ей на ухо, она негромко смеялась, гладя его лицо пальцами. Почему-то от её прикосновений лицо становилось мокрым.

Лекс провёл рукой по своей щеке, пальцы окрасились в тёмно-красный. Он с тревогой отодвинул её на расстоянии вытянутых рук, с содроганием отметив, что руки жены по локоть были запачканы кровью. Она улыбнулась, будто стесняясь своего вида, и прикрыла живот руками. Её тонкие руки не могли скрыть того, что виднелось под ними. Распоротый живот и внутренности, видневшиеся в зияющей дыре, каким-то чудом держались внутри неё, не вываливаясь наружу.